RARUS'S GALLERY

Ц. 60 коп. Спб.: изд. «ЕУЫ», 1913. 29 л., обл., 17 ил. (6 – Н. Кульбин, 7 – О. Розанова, 2- К. Малевич, 1 – Н. Гончарова, 1- Н. Альтман). 17,5х11,8 см. 450 экз. Часть текстов напечатана ручными наборными штампами на междустраничных прокладках, остальные исполнены в технике литографии (карандаш). Листы обрезаны неровно. Обложка работы О.В. Розановой. Во 2-е изд. добавлены 5 рисунков Розановой. Часть экземпляров раскрашено Розановой и Кручёных от руки акварелью.

 

 

 

Библиографические источники:

1. RAB № 55, илл. с.с. 72-73;

2. Хачатуров. с 121;

3. Розанов, 3089;

4. Тарасенков, Турчинский. с. 358;

5. Жевержеев, 1220-1221;

6. Compton. р. 125;

7. Karshan, 5-6;

8. Гурьянова, 249-256;

9. Кристис. Imperial & Post-Revolutionary Russian Art. 6 октября 1988. Лот №  356 … 2640£;

10. РГАЛИ, фонд 1334, Опись 1. Ед. хр. 290.

11. Кн. лет. № 192 (20 дек. 1913 - 1 янв. 1914);

 

Перечень иллюстраций:

О. Розанова

1. Обложка (городской пейзаж). Литография. Внизу слева подпись: О.Розанова. Вверху: А.Кручёных/ Взорваль

2. [Взрыв]. Литография, бывает раскраска акварелью и золотой краской. Внизу справа подпись: О.Розанова

3. «Пугалъ к устам...». Литография.

4. «Тянут кони...». Литография.

5. Концовка. «Тянут коней...». Литография.

6. [Конь, вставший на дыбы; "Пегас"], внизу справа: О. Розанова.Литография.

7. Беспредметная композиция с буквами. «ОЕУ...». Литография.

8. «Взорваль огня...». Литография.

Н. Кульбин

9. [Портрет А. Крученых], внизу слева в треугольнике: НК. Литография.

10. Текст по диагонали: беляматокяй рис. [буквы и схематичное изображение летящих птиц]. Литография.

11. [Изобр. падающего с колесницы человека]. Литография.

12. [Человеческая фигура], справа от изобр. текст: Безмысли... Литография.

13. [Лестница], справа от изобр. текст: и / че / де... Литография.

14. Текст: сержамелепета...; слева от текста и в тексте рис. [человеческие фигуры]. Литография.

К. Малевич

15. Смерть человека одновременно на аэроплане и железной дороге. Литография.

16. Молитва. Внизу слева: молитва; справа: К. Малеватов. Литография.

Н. Гончарова

17. [Черт]. Внизу справа монограмма: НГ. Литография.

Н. Альтман

18. Рис. и текст: ШИШ; внизу: Лит. СвЪтъ. Невскiй 136. Литография.

Первое издание "Взорваль" готовилось весной 1913 г. (в "Книжной летописи" отмечено в начале июня). Второе, слегка измененное издание книги — летом, но было напечатано в конце года. Несколько стихотворений, набранных в первом издании ручными штампами, были заменены литографированными вариантами, исполненными О. Розановой. Розанова же исполнила новую обложку с изображением города и новые листы:

1. Пугалъ к устам...

2. Тянут кони...

3. Концовка. «Тянут коней...»

4. Взорваль огня...

5. Беспредметная композиция с буквами. «ОЕУ...» (этот лист часто попадается и в первом издании).

Тексты стихотворений «пугаль: пистолет» и «звонок убегает стрела» были изъяты. Текст: «глаз глав окончен» заменен набранными штампами текстом: "Король держит чёрта...", а после литографии Малевича «Молитва» добавлен лист с текстом стихотворения: "Я в землю врос...". В некоторых экземплярах 2-го издания добавлены стихотворения "Стучится в сердце посох...", "Нельзя стреляться..." и др. В своем письме сестре (июль 1913 г.) Розанова говорит о 200 обложках, присланных ей Крученых, из которых ею уже раскрашено 65. Речь идет об обложке второго издания, которая, действительно, довольно часто встречается в раскрашенном виде. Тогда же, видимо, художницей были иллюминированы и отдельные рисунки, и текстовые страницы; см., например, лист с илл. О Розановой «Взрыв», хранящийся в Музее В.В. Маяковского в Москве.

Дело осложняется тем, что в середине 60-х гг. на волне зарождающегося интереса к русской футуристической книге А. Крученых сам выполнил раскраску нескольких экземпляров второго издания книги, в т.ч. и отдельных страниц. Некоторые из этих страниц включались им в многочисленные рукописные альбомы, над которыми поэт в это время работал; другие впоследствии оказались рассеянными по разным собраниям, например, № 3 в коллекции Лобановых - Ростовских [Боулт Дж. Художники русского театра 1880-1930: Собрание Никиты и Нины Лобановых - Ростовских: Каталог - резоне. М.: Искусство, 1994-№ 578]. Полностью раскрашенный Крученых экз. проходил на одном из русских аукционов Christie's, устроенном в 1988 г. [Christie's Imperial and Post-Revolutionary Russian Art. L., 1988, lot 356]. По манере раскраски он напоминает раскрашенный Крученых экз., хранящийся в РГАЛИ (инв. № 91722). Две знаменитые литографии Малевича, включенные в оба издания, также известны в раскрашенном (автором) варианте. Они были подарены самим художником X. Арпу в конце 20-х гг. Тогда же и была, вероятно, исполнена их раскраска. Сегодня литографии хранятся в кабинете эстампов Художественного музея г. Базеля [Andersen], Лист «Молитва» раскраски Крученых был в собрании Костаки [Rudenstine, 483]. Многие характерные черты русского футуризма нашли свое отражение в книге Алексея Кручёных «Взорваль». Рисунки к ней были исполнены Кульбиным, Розановой, Малевичем и Гончаровой. Уже в самом названии подразумевался «разрыв», резкий сдвиг. Во «Взорваль» один из основных поэтических принципов Кручёных — построение стиха на дисгармонии, аллитерации, «злогласе» — переходит и в графику Розановой - Малевича, которая строится на раздвоении, сдвиге, даже «взрыве» форм, параллельно «бешеному темпу» в стихах.

«Моим идеалом в 1912-1913 годах был бешеный темп и ритм, и поэтому стихи и проза строились сплошь на синтаксических и иных сдвигах, образцы даны в моих книгах "Возропщем", "Взорваль" и других. Я думаю, что когда-нибудь еще к этому возвратятся — вот откуда наш футуризм и такой резкий упор на выражение... Очень важно, что в книгах "Взорваль", "Мирсконца" был трепет, взрыв, который выявился не только в построении фраз и строк, но и во взорванном шрифте...» — вспоминал поэт позднее, в 1920-е годы.

О. Розанова. Автопортрет. 1913. Бумага, графитный карандаш. 17х12 см.

Несколько литографий в этой книге Розанова и Кручёных раскрасили от руки акварелью, и это лишь подчеркнуло остроту приема. А. Шемшурин видел в этом «упрощении форм, разрыве и сдвиге» черты, которые «роднят искусство Розановой с древними композициями инициала». Общая орнаментальность и декоративность раскрашенной от руки страницы, в которой буквы заумных стихов начинают существовать как часть этого орнамента, действительно напоминают по строю древнерусские миниатюры инициалов. В построении композиций как бы зеркально отражаются поэтические приемы: реализация метафоры, деформация, сдвиг. Игра, основанная на несовпадении единицы значения и слова, — «параллель протекающей раскраске в живописи». С особой остротой это проявляется в самом написании стихотворного текста, в ритме и рисунке строк. Почерку, рукотворной «сделанности» будетляне придавали особое значение в своих книгах, считая, что только почерк поэта, рукописный оригинал, способен полностью передать музыку, фактуру, ритм стиха. Розанова виртуозно умела подхватить эту «интонацию» авторского почерка, органически настроив по ней, как по камертону, «оркестровку» своих литографий. Сохранилось ее письмо Алексею Кручёных, отправленное незадолго до смерти: «Меня очень обрадовало Ваше предложение рисовать. Сумею ли я только? Во всяком случае обещайте, что будете без стеснения забраковывать всё, что не подойдет. Боюсь одного, если очень потребуется старинная стильность, я не знаток стилей и у меня нет той специфической способности их воскрешать, какая бывает у иных врожденно. Но через чувство опять что-то бывает возможно. Недовольствие... формой бросило меня к теперешнему отрицанию формы, но здесь я страдаю от недостатков схемы, от недостатка того лаконизма "подразумевания", который заставляет разгадывать книгу, спрашивать у нее новую, полуявленную возможность. То, что в новых исканиях так прекрасно. У Вас, например, в пространствах меж штрихами готова выглянуть та суть, которой соответствуют Ваши новые слова. То, что они вызывают в душе, не навязывая сейчас же узкого значения, — ведь так?». По этому письму можно судить о том, какой интерес представляло бы участие в этом издании Гуро — художницы, во многом близкой Розановой по духу, обладавшей столь же тонкой интуицией, прирожденным поэтическим чувством. Розанова начинала идти по пути, открытом Гончаровой, но смогла развить идеи, только подразумевавшиеся, лишь обозначенные у Гончаровой и не раскрытые в ее последующем творчестве. Например, коллаж в книге впервые использовала Гончарова, но это было единичным случаем в ее практике; Розанова вместе с Кручёных открыли богатейшие возможности этой техники в области печатной графики. В работах рубежа 1913-1914 годов Розанова создала абсолютно новый вариант в области цветного «самописьма» футуристической книги, блистательно осуществив в своих работах идею о линии как эквиваленте слову, а о цвете — звуку. Художница настолько увлекается «заумной» поэзией, что под влиянием Кручёных сама начинает писать стихи, одно время даже боясь, что поэзия возобладает в ее душе над живописью. В 1915-1917 годах вместе с Кручёных она создает собственный вариант визуальной поэзии, где «слово и начертание и рисунок сплелись, впечатления от одного и другого не разделены временем и пространством». Графика Розановой была наиболее адекватна стилистике, поэтической интонации, внутренней логике стиха Кручёных:

«I) чтоб писалось и смотрелось во мгновение ока! (пенье плеск пляска разметыванье неуклюжих построек, забвение, разучиванье. В.Хлебников, А.Крученых, Е.Гуро; в живописи В.Бурлюк и О.Розанова).

II) чтоб писалось туго и читалось туго неудобнее смазных сапог или грузовика в гостиной (множество узлов, связок и петель и заплат занозистая поверхность, сильно шероховатая. В поэзии Д. Бурлюк, В. Маяковский, Н. Бурлюк и Б. Лившиц; в живописи Д. Бурлюк, К. Малевич) - что ценнее ветер или камень? Оба бесценны!»

Эти характеристики особенно заметны в переиздании «Игры в аду», переработанном и дополненном, где, по словам Кручёных, «малевали черта на этот раз К. Малевич и О. Розанова».  Анализ композиционного построения книжного листа у Гончаровой и Розановой сразу дает почувствовать разность их подхода, метода и разность целей, которые ставили перед собой художницы. Гончарова по каноническому образцу, принятому в старинных рукописях, располагает изображения на полях или в виде заставки, открывающей страницу. Она как бы проводит границу между изображениями и текстом, написанным от руки Кручёных и тоже стилизованным под старославянскую вязь древних манускриптов. Это подчеркивается и черным фоном, намеченным в ее рисунках. Такой подход абсолютно вписывается в стилистику неопримитивизма, в русле которого и были выполнены «Игра в аду» и «Пустынники» (поэма Кручёных), оформленные Гончаровой. В ряде композиций Розанова еще следует этим рецептам. Но в своих лучших листах она разбивает устойчивость композиции, взрывает традиционную архитектонику листа, - если она и ориентируется на традицию, то это традиция маргиналий. Или точнее, ее рисунки напоминают рисунки поэтов, испещряющих ими свои черновики в минуты вдохновения. Пародийная ирония у Розановой разрастается в блистательную, искрометную буффонаду романтического изображения, быть может более созвучную самой поэме, подобную фантасмагориям Э.-Т.-А. Гофмана, Э. По, Н.В. Гоголя. Русский футуризм гораздо ближе к романтизму – на нем все черты национального поэтического возрождения.